Я и так серьезно, ответил Генри.
Почему Эдди, спросил Джорджи Пратт, озвучив вопрос, которым задался Эдди. У него еще молоко на губах не обсохло. Так какого хрена? Генри вновь задумался, не потому, что не знал ответа, знал, Эдди в этом не сомневался, но чтобы подобрать нужные слова. А потом сказал:
Потому что когда Эдди в ударе, он может уговорить дьявола прыгнуть в его же костер. Вернулся образ Джейка, одно воспоминание наложилось на другое. Джейк бил кремнем по огниву, высекая искры на растопку, но искры или не долетали, или гасли, не зажигая огня.
Он может уговорить дьявола прыгнуть в его же костер.
Придвинь кремень, сказал Роланд, и тут на два образа наложился третий. Роланд у двери, к которой они подошли на пляже, горящий в лихорадке, умирающий, дрожащий, как лист на ветру, кашляющий, не отрывающий синих глаз от Эдди, говорящий:
Наклонись ближе, Эдди, наклонись ближе, ради твоего отца.
Потому что он хотел схватить меня, подумал Эдди. Откуда-то издалека, словно из другого мира, находящегося за одной из этих волшебных дверей, он услышал слова Блейна о том, что игра подходит к концу. Если они приберегли свои лучшие загадки, пора выкладывать их на стол. У них остался час.
Час! Только час! Его мозг попытался сфокусироваться на этой мысли, но Эдди прогнал ее прочь. Что-то в нем происходило (по крайней мере он на это надеялся), шел какой-то лихорадочный поиск, и он не мог позволить своему мозгу отвлекаться на ультиматумы свихнувшейся машины. Если позволит, то потеряет единственный оставшийся шанс на спасение. В определенном смысле он снова пытался разглядеть что-то в куске дерева, нечто такое, что он мог вырезать: лук, рогатку, может, ключ, чтобы открыть какую-то невообразимую дверь. И он не мог смотреть слишком долго, потому что это нечто ускользнуло бы от взгляда. Это нечто требовалось ухватить сразу, мгновенно.
Эдди почувствовал, как под полом загудели моторы Блейна. Мысленным взором увидел, как брызнули искры при соударении кремня и огнива. Мысленно услышал, как Роланд советует Джейку придвинуть кремень к растопке.
И не бей по нему огнивом, Джейк, скреби.
Почему я здесь? Если это не то, что мне надо, почему моя память вновь и вновь возвращает меня в это место?
Потому что дальше нельзя, там зона безумия, и само приближение к ней заставило меня вспомнить о Генри. Привело меня к Генри.
Генри сказал, что я могу уговорить дьявола прыгнуть в его же костер.
Да. За это я его всегда любил. Приятно осознавать, что брат такого высокого о тебе мнения. И теперь Эдди видел, как Роланд пододвигает руки Джейка, одну — с кремнем, другую — с огнивом, ближе к растопке. Джейк нервничает, Эдди это видит. Роланд — тоже. И, чтобы снять волнение мальчика, отвлечь его, заставить на мгновение забыть о том, что ему надо разжечь костер, Роланд…
Он загадал мальчику загадку. Эдди Дин дыхнул в замочную скважину двери своей памяти, которая до этого никак не хотела открываться. На этот раз она подалась.
Зеленая точка приближалась к Топике, и Джейк впервые ощутил легкую вибрацию… словно поезд превысил предельную скорость, при которой амортизаторы могли полностью компенсировать возникающие возмущения. Стены и потолок «баронского» салона оставались непрозрачными, но Джейк и так мог представить себе пролетающие мимо окрестности. Блейн на всех парах мчался через бесплодные земли к тому месту, где заканчивался Срединный мир. Без труда представил себе Джейк и стальные упоры в конце монорельса. Выкрашенные в чередующиеся желтую и черную полоски. Он не знал, откуда ему это известно, но нисколько не сомневался, что так оно и есть.
— ДВАДЦАТЬ ПЯТЬ МИНУТ, — самодовольно заявил Блейн. — ХОЧЕШЬ ЗАГАДАТЬ ЕЩЕ ЗАГАДКУ, СТРЕЛОК?
— Боюсь, что нет, Блейн. — По голосу чувствовалось, что Роланд полностью выдохся. — Я иссяк, ты меня победил. Джейк?
Джейк поднялся, повернулся лицом к карте-схеме. Сердце его билось очень медленно, но очень сильно, удары пульса гремели, как барабаны. Ыш устроился у ног Джейка, озабоченно глядя ему в лицо.
— Привет, Блейн. — Джейк облизал пересохшие губы.
— ПРИВЕТ, ДЖЕЙК ИЗ НЬЮ-ЙОРКА. — Добрый голос такого милого старичка, у которого вошло в привычку время от времени развращать малолетних, уводя их за кусты. — СОБИРАЕШЬСЯ ЗАГАДАТЬ ЗАГАДКИ ИЗ СВОЕЙ КНИГИ? ВРЕМЯ НАШЕГО ОБЩЕНИЯ ИСТЕКАЕТ.
— Да. Загадаю тебе эти загадки. Надеюсь, они покажутся тебе сложными, Блейн.
— ПОСТАРАЮСЬ СПРАВИТЬСЯ С НИМИ, ДЖЕЙК ИЗ НЬЮ-ЙОРКА.
Джейк раскрыл книгу на странице, заложенной пальцем. Десять загадок. Одиннадцать, считая с Самсоновой, которую он решил оставить напоследок. Если Блейн ответит на все (а Джейк предчувствовал, что так оно и будет), Джейк намеревался сесть рядом с Роландом, посадить Ыша на колени и ждать конца. Есть же и другие миры, кроме этого.
— Слушай, Блейн. В темном тоннеле лежит железное чудовище. Оно может атаковать, лишь подавшись назад. Что это?
— ПУЛЯ, — ни малейшего колебания.
— Ходишь по живым — лежат тихо, ходишь по мертвым — громко ворчат. Кто они?
— ОПАВШИЕ ЛИСТЬЯ, — ни малейшего колебания.
Если Джейк действительно знал, что игра проиграна, почему он чувствовал такое отчаяние, такую горечь, такую злость?
Потому что он — боль, вот почему. Блейн
— действительно СИЛЬНАЯ боль, я и хотел бы, чтобы он хоть раз прочувствовал на себе, что это такое. А второе мое желание — чтобы он остановился хоть на секунду. Джейк перевернул страницу. До вырванных ответов оставалось совсем немного. Он чувствовал пальцем оторванные корешки. Книга вот-вот закончится. Джейк подумал об Аароне Дипно из «Манхэттенского ресторана для ума». Аарон Дипно приглашал его зайти еще раз, поиграть в шахматы, и, между прочим, старик-толстяк варил отличный кофе. В Джейке внезапно проснулась тоска по дому. Он почувствовал, что готов продать душу за один взгляд на Нью-Йорк. Черт, да он продал бы ее за возможность один раз вдохнуть загазованного воздуха на Сорок второй улице в час пик.
Он отогнал тоску прочь и перешел к следующей загадке.
— Я — изумруды и бриллианты, потерянные луной. Меня скоро найдет и поднимет солнце. Кто я?
— РОСА.
Безжалостная точность. И ни малейшего колебания.
Зеленая точка сближалась с Топикой, зазор между ней и последним кружком на карте-схеме неумолимо сокращался. Одну за другой Джейк загадывал загадки. Одну за другой Блейн их разгадывал. Перевернув последнюю страницу, Джейк увидел обращение издателя или редактора к читателям: Мы надеемся, что вы насладились уникальной возможностью дать волю своим воображению и логическому мышлению. Раскрыться в полной мере им позволяют только ЗАГАДКИ!
Я наслаждения не получил, подумал Джейк. Не получил абсолютно никакого наслаждения, и я надеюсь, что ты подавишься своим самодовольством. Он прочитал последнюю загадку, и у него затеплилась надежда. Ему показалось, что разгадать ее невозможно.
На карте-схеме расстояние до Топики сократилось до ширины пальца.
— Поторопись, Джейк, — прошептала Сюзанна. — Блейн?
— ДА, ДЖЕЙК ИЗ НЬЮ-ЙОРКА?
— Без крыльев я летаю. Без глаз я вижу. Без рук я поднимаюсь. Пугливее, чем любой зверь, сильнее, чем любой враг. Мне свойственны хитрость, безжалостность, я могу прихвастнуть. В конце концов я всегда беру верх. О чем идет речь?
Стрелок вскинул голову, синие глаза блеснули. Сюзанна перевела взгляд с лица Джейка на карту-схему. Однако Блейн, как всегда, ответил без запинки.
— ВООБРАЖЕНИЕ МУЖЧИНЫ И ЖЕНЩИНЫ.
Джейк уже собрался заспорить, но подумал: зачем тратить драгоценное время? Ответ-то, похоже, правильный. Другого и быть не могло.
— Спасибо. Блейн, ты ответил правильно.
— И ПРИЗОВОЙ ГУСЬ УЖЕ МОЙ. СУДЯ ПО ВСЕМУ, Я ПОБЕДИЛ. МЫ ПРИБЫВАЕМ ЧЕРЕЗ ДЕВЯТНАДЦАТЬ МИНУТ И ПЯТЬДЕСЯТ СЕКУНД. ЕСТЬ ТЕБЕ ЧТО ЕЩЕ СКАЗАТЬ, ДЖЕЙК ИЗ НЬЮ-ЙОРКА? ВИДЕОСЕНСОРЫ ПОКАЗЫВАЮТ, ЧТО КНИЖКА ТВОЯ ЗАКОНЧИЛАСЬ. ОНА, ДОЛЖЕН СКАЗАТЬ, НЕ ТАК ХОРОША, КАК Я НАДЕЯЛСЯ.